На что эту герунду заимствовать, когда с нас и своей русской чепухи довольно?

Слово «ерунда», пожалуй, известно всем с детства. Оно очень ёмкое и частенько в разговоре употребляется для обозначения вашей реакции на сказанное: да ну, не верю! К синонимам можно отнести «белиберду», «вздор», «чепуху», «фигню», современное слэнговое «дичь», грубое «херня».

А ещё можно страдать ерундой, то есть не знать, чем себя занять. Многие в разговоре задумчиво произносят: «Вот такая, брат, ерунда получается…» - то есть непонятка, неясность. Всем понятных толкований этого слова в разговорной речи встречается очень много…

Насчёт происхождения этого слова тоже непонятка получается. Некоторые лингвисты предполагают, что появилось оно во времена Петра Первого, в эпоху грандиозного строительства русского флота с привлечением для этой цели немецких специалистов. Якобы, растолковывая назначение мачт, немцы говорили: hier und da (туда-сюда). По мнению сторонников заимствования из немецкого, созвучие с нашим общеупотребимым легко прижилось – херунда, ерунда, то есть нечто непонятное, неясное. Слегка притянутым за уши выглядит, по-моему, такая трактовка.

Немецкое заимствование, но другого рода, предположил и известный литератор XIX века Николай Лесков, посвятивший этой теме заметку «Откуда пошла глаголемая «ерунда», или «хирунда», в которой читаем:

«Когда немецкий простолюдин, работник, в разговоре с другим человеком одного с ним круга хочет кратко высказаться о каком-нибудь предмете так, чтобы представить его малозначительность, несамостоятельность или совершенное ничтожество, которое можно кинуть туда и сюда, то он коротко говорит:

— Hier und da.

Между работниками из немцев в Петербурге это краткое и энергически определённое выражение в очень сильном ходу. Особенно часто его случается употреблять в колбасном производстве при сортировке мяса. Одно назначают к составлению «деликатесов», другое к выделке низших сортов, а затем ещё образуется из отброса такой материал, который один, сам по себе, никуда не годится и ничего не стоит, но может быть прибавлен туда и сюда — «hier und da».

В этом случае к колбасным обрезкам лучше подойдёт наше «ни два – ни полтора»…

Видимо, очень любо было Лескову это слово, он ещё и в романе «Соборяне» (1872) сочинил такой диалог между протопопом Савелием Туберозовым и дьяконом Ахиллой:

— Да вы, душечка, отец Савелий, пожалуйста, не опасайтесь, теперь за слова ничего — не запрещается.

— Как, братец, ничего? Слышать скверно.

– О-о! это с непривычки. А мне так теперь что хочешь говори, всё ерунда.

– Ну вот, опять.

– Что такое?

– Да что ты ещё за пакостное слово сейчас сказал?

– Ерунда-с!

– Тьфу, мерзость!

– Чем-с?.. Все литераты употребляют.

– Ну, им и книги в руки: пусть их и сидят с своею «герундой», а нам с тобой на что эту герунду заимствовать, когда с нас и своей русской чепухи довольно?

– Совершенно справедливо, – согласился Ахилла и, подумав, добавил, что чепуха ему даже гораздо более нравится, чем ерунда.

— Помилуйте, — добавил он, опровергая самого себя, — чепуху это отмочишь, и сейчас смех, а они там съерундят, например, что бога нет, или ещё какие пустяки, что даже попервоначалу страшно, а не то спор».

Один из самых замечательных русских языковедов XX в. академик Виктор Виноградов (1895-1969) считал, что каламбурное объяснение из немецкого hier und da, предложенное Н. Лесковым, не выдерживает критики, ибо «опровергается и стилистическим употреблением слова ерунда, и его социальной историей, которая не возводит начала этого выражения к речи петербургских немцев».

Другие исследователи соотносят слово «ерунда» с созвучным латинским gerundium - так называется особая форма отглагольного существительного в латинском языке, которой нет аналога в русском. При этом в герундии куча правил и сключений, которые надо тупо запомнить. Семинаристы, не жаловавшие латинский язык, якобы преобразовали этот термин в существительное «герунда», «ерунда» - то есть нелепость, несуразность.

По мнению того же Виноградова, лишена фактической опоры и эта этимология, поскольку тоже основана лишь на созвучии, хотя она и выглядит вроде симпатичнее первой.

Собиратель и толкователь русской фразеологии Мориц Михельсон нашёл, что ерундой первоначально назывался «жидкий, безвкусный напиток, квас или бражка: ни то, ни сё — не разберёшь» (Михельсон, Русск. мысль и речь, 1902). В Симбирской губернии действительно в середине ХIХ века ерундой называли безвкусный напиток, в нижегородских говорах – самогон...

Достоверным фактом можно считать, что слово «ерунда» сближается с литературным языком в период расцвета натуральной школы — в 30-40-е годы XIX в. Один из наиболее уважаемых литераторов того времени Николай Некрасов, включив слово «ерунда» в речь дворового человека в «Петербургских углах», сопровождает его подстрочным примечанием: «Лакейское слово, равнозначительное слову «дрянь». У того же Некрасова встречаем в фельетонном очерке «Газетная»:

Я в студенты хотел бы его,

Чтобы чин получил... но едва ли...

— Что чины? — говорит, — ерунда!

Тем не менее, «лакейское» слово в середине XIX века довольно широко распространяется в интеллигентской, литературной среде, появляются «ерундистика», «ерундить», «съерундить». Не чурались этого термина В. Белинский (в письме к К. Аксакову: «Не знаю, писал ли я вам, что Достоевский написал повесть: ”Хозяйка“ — ерунда страшная»), И. Тургенев (в письме: «это всё совершеннейшая дребедень и ерунда»), тот же Достоевский (в «Преступлении и наказании»: «подпевал какую-то ерунду, силясь припомнить стихи»).

Ещё один известный лингвист начала прошлого века Алексей Соболевский полагал: «Неясное по образованию ерунда — чепуха, вздор может восходить и к яронда и к еронда (ср. ёра, ёрник и т. п.). Первоначальное значение могло быть: злобное враньё». Одно из современных толкований – именно враньё.

Вот такая ерунда с многогранной ерундой получается…

ПетраНемцыкнигиТОработникязыксловаруки