Наша наука простая: по Псалтирю да по Полусоннику, а арифметики мы нимало не знаем…

Николай Лесков всю свою жизнь стоял как бы сбоку от магистрального пути русской литературы, и до сих пор его творчество явно ценится ниже, чем оно того достойно. Причиной особого положения Николая Семёновича считают прежде всего его упрямый, тяжёлый, невозможный орловский характер. Дипломатом он не был. Никому не нравилась правда, высказанная внуком православного священника. А он легко решил, между прочим, задачку, с которой не справился сам Гоголь!

Тот в гневе сжёг второй том «Мёртвых душ», в котором хотел создать хоть один-единственный полноценный положительный отечественный персонаж - и не смог. А в творчестве Лескова таких русских народных праведников - дюжина. Например, Иван Северьяныч Флягин из «Очарованного странника».

Но самая, пожалуй, знаменитая повесть Лескова – «Левша. Сказ о тульском косом левше и о стальной блохе». Напоминающая народный вымысел история о том, как тульские мастера английскую блоху подковали, поведанная нарочито исковерканным языком, в точности отражает все особенности русской государственности. Это и пресмыкание перед начальством: Платов никакого неприятеля в свете не боялся, а перед государем струсил; и шапкозакидательство: мои донцы-молодцы без всякой техники воевали и двунадесять язык прогнали. И бахвальство: наша-де вера лучше, у нас есть и боготворные иконы, и гроботочивые главы. И нежелание серьёзно учиться при искромётном таланте: в науках мы не зашлись, но своему отечеству верно преданные. И беспечность, русское авось: скажите государю, что у англичан ружья кирпичом не чистят, пусть чтобы и у нас не чистили. И склонность к водочке, а куда без этого: с полшкипером левша до чертей напился, почему и попал в участок, где был обобран, а затем брошен умирать в больницу для нищих.

Имя левши навсегда утрачено для потомства, пишет автор. А портрет мастера таков: косой левша, на щеке пятно родимое, а на висках волосья при ученье выдраны. На вопрос англичан про его учение левша отвечал: «Наша наука простая: по Псалтирю да по Полусоннику, а арифметики мы нимало не знаем». С таким багажом мастер едет в Англию, а симпатизирующий ему автор сказа подыгрывает, сочиняет неологизмы, основываясь на народной этимологии: мол, неучёные мы.

«В самом главном зале разные огромадные бюстры, и посредине под валдахином стоит Аболон полведерский». Бюстры - объединение иностранных слов «люстры» и «бюсты». Аполлон Бельведерский - непонятно, туманно, пусть он будет чисто по-русски «полведерским», то есть как-то связанным с половиной ведра; может быть, столько водки зараз мог выпить тот самый «Аболон».

«Буреметры морские» - понятнее, чем «барометры», а «смолевые непромокабли» выразительнее, чем просмоленные корабли.

Государь говорит: «Это безрассудок». В смысле - это предрассудок. Чисто по-русски, может быть, и точнее «безрассудок»?

«Водка-кислярка» - то есть сделанная из кислого винограда - вместо «водки-кизлярки» - то есть сделанной в Кизляре.

«Нимфозория» - вместо «инфузория». Потому что «нимфа» - слово из церковных книг известное, а вот что такое «инфузория» - неясно. «Мелкоскоп» давно стал классикой. Так и дети называют микроскоп.

Блоха танцует: «вдруг прыгнула и на одном лету прямое дансе и две верояции в сторону, потом в другую, и так в три верояции всю кавриль станцевала». Верояции - от слова «вероятно» - понятнее, чем вариации, а «кавриль» - от слова «ковёр». Кадриль - слишком по-иностранному.

Перламутр под пером Лескова превращается в «преламут» - в тот предмет, где преломляются солнечные лучи. Кушетка, на которой в тоске валяется опальный Платов - в «досадную укушетку», где казак от досады кусает себе губы. «Противная аптека» - та, что расположена напротив.

«Казаки, ямщики и кони - всё враз заработало, и умчали левшу без тугамента...» Тугамент - это документ, без которого приходится туго, та самая бумажка, без которой русский мужик и до сих пор букашка. Корень «туг» здесь на месте: документ - это тяжесть, это вес, это сила.

Царь «Николай Павлович был ужасно какой замечательный и памятный», то есть все замечал, ничего не забывал.

Граф Нессельроде превращается в «графа Кисельвроде».

«А те лица, которым курьер нимфозорию сдал, сию же минуту её рассмотрели в самый сильный мелкоскоп и сейчас в публицейские ведомости описание, чтобы завтра же на всеобщее известие клеветон вышел». Клеветон - очень хорошо, это газетный фельетон. А «публицейские ведомости» - это и публичные, и полицейские одновременно.

«Долбица умножения», «ветряная нахлобучка на голову», «под презент (то есть брезент) сядет», «Твердиземное море» - десятки удивительных слов и выражений раскиданы по страницам этой небольшой повести.

Написал Лесков «Левшу» в расцвете творческих сил - в 1881 году, когда ему стукнуло пятьдесят. А умер в возрасте 64 лет от простуды, в феврале 1895 года…

лучинародныйперсонажжизньморедетидушпортретТООТ и ДОисториядокументязыксловагубывес