Язык империи: как русский завоевал полмира, а теперь сражается за интернет

Империя на пике: триста пятьдесят миллионов подданных

1990-й год. Ещё никто не знает, что «великий и могучий» стоит на пороге величайшего геополитического отступления в своей истории. В этот момент русский язык находится на пике своего имперского могущества. Ему присягнули, вольно или невольно, примерно 350 миллионов человек по всему земному шару. Это не просто цифра – это пятая часть населения планеты, так или иначе попавшая в его культурную гравитацию.

Внутри самого Советского Союза, этого колосса на 286 миллионов душ, он – государственный де-факто, язык науки, армии, партии и Большого театра. Для 160 миллионов он – родной. Для остальных – обязательный. От школьника в Улан-Баторе до офицера в Гаване, от инженера в Ханое до профессора в Праге – все учат русский. Он – язык, запустивший первого человека в космос. Он – один из шести официальных языков ООН, что закрепляет его статус мировой державы на дипломатическом Олимпе. Он – рабочий язык СНГ, ОДКБ, ШОС, ОБСЕ. В Восточной Европе, от Берлина до Софии, он – главный иностранный язык в школах. Кажется, что это навсегда. Начало XX века он встречал со 150 миллионами носителей, почти исключительно подданными Российской империи. Меньше чем за век он удвоил свою империю, перешагнув все мыслимые границы.

А потом, в 1991 году, всё рухнуло. Империя, служившая ему носителем, распалась. И началось то, что социолог Александр Арефьев в своих исследованиях назовет «великим отступлением». Отколовшиеся республики, получив суверенитет, немедленно взялись за «национальное строительство», а главным инструментом этого строительства всегда является язык. Русский из «языка межнационального общения» моментально превратился в символ «советской оккупации». Начался массовый исход.

Цифры Арефьева, опубликованные в 2000-х, звучали как сводки с фронта. К 2004 году армия в 350 миллионов усохла до 278 миллионов. Число тех, для кого он был родным, сократилось с 280 миллионов (включая тех, кто жил в союзных республиках) до 163,8 миллиона, из которых 130 миллионов проживали в самой России. Прогноз на 2025 год выглядел совсем удручающе: 215 миллионов. А к 2050-му – всего 130. Язык, владевший половиной Евразии, начал стремительно терять территории, превращаясь из имперского в региональный. Началась борьба за сохранение анклавов, за статусы, за школы – новая, затяжная и совсем не триумфальная война.

Славянский фронт: битва за Минск и Киев

Самые драматичные события развернулись на западном, славянском направлении. Здесь русский язык был не просто «вторым» или «выученным» – он был частью идентичности, языком дома, семьи, культуры. И битва за него приобрела характер гражданского противостояния. Первым и главным бастионом стала Беларусь. Здесь ситуация сложилась парадоксальная. Согласно статье 17 Конституции, русский получил равный статус с белорусским. В итоге, по данным переписи 2019 года, он стал доминирующим. Для 42,32% населения он – родной, в том числе для 38% этнических белорусов. Но это статистика. А реальность еще показательнее: 71,37% населения страны говорит на нём дома. В Витебской области – 85%, в Гомеле – 83%. В 2024/25 учебном году 91,77% всех белорусских школьников учатся в классах с русским языком преподавания.

С одной стороны, это – триумф. С другой – оппоненты Лукашенко называют это прямым следствием многолетней политики «русификации», которая, по их мнению, началась ещё во времена Российской империи, продолжилась в СССР и достигла апогея после 1994 года, фактически вытесняя белорусский язык на обочину. Как бы то ни было, в Беларуси русский язык – не просто «официальный», он – основной язык жизни.

Совсем иначе сложилась судьба языка на Украине. Здесь он тоже был дома. Перепись 2001 года – последняя, на которую можно опираться, – показала, что русский назвали родным 29,6% населения. А это почти 14,3 миллиона человек. В Севастополе – 90,6%, в Крыму – 77%, в Донецке – 74,9%, в Луганске – 68,8%. Даже в Киеве он был языком повседневного общения для большинства. Но именно поэтому он и стал главной мишенью в борьбе за новую идентичность. Статья 10 Конституции Украины провозгласила украинский единственным государственным. Русскому гарантировалось «свободное развитие», но статус его не был определён.

Это превратило язык в главный политический инструмент. На нём спекулировали, им выигрывали выборы – и в 1994-м, и в 2004-м. Шла позиционная война. Но после 2014 года и особенно после 2022-го началось тотальное наступление. Принятый в 2019 году закон «Об обеспечении функционирования украинского языка как государственного» фактически вывел русский из большинства сфер общественной жизни, включая сферу услуг и образование. А после 2022 года этот процесс приобрёл лавинообразный характер. Русский язык, будучи родным для миллионов граждан страны, оказался в положении не просто иностранного, а вражеского. Это была самая тяжёлая потеря на всём постсоветском пространстве – не просто потеря территории, а раскол по живому.

Прибалтийский плацдарм: свои среди чужих

Если на славянском фронте шла война за статус «родного», то в Прибалтике развернулась драма «осаждённой крепости». После распада СССР сотни тысяч русскоязычных жителей Латвии и Эстонии в одночасье проснулись в новых странах, которые не считали их своими. В Латвии ситуация была особенно острой. По данным на 2000-е годы, русским языком в стране владели 81,2% жителей, а 37,5% считали его родным. Это был язык Риги, Даугавпилса, язык промышленности и быта. Но официального статуса он не получил. Вместо этого появилось понятие «негражданин». Для получения гражданства требовалось сдать экзамен по латышскому языку и истории.

Две трети «неграждан» – этнические русские. Это была мина замедленного действия. В 1998 году латвийский Сейм принял закон «Об образовании», предусматривавший перевод старших классов школ нацменьшинств (почти исключительно русских) на латышский язык. Это должно было случиться в 2004 году. Летом 2004-го Рига кипела. Десятки тысяч людей выходили на митинги протеста против реформы. Это была самая массовая мобилизация русскоязычного населения в защиту своих прав. Они смогли добиться лишь смягчения норм: разрешили вести до 40% предметов на языке меньшинства. Но стратегически битва была проиграна. Апогеем стал референдум 18 февраля 2012 года о придании русскому языку статуса второго государственного. Явка была колоссальной – 71,1%. Результат – 74,8% проголосовали «против». Это был окончательный вердикт.

В Эстонии сценарий был похожим, но с меньшим накалом. По переписи 2021 года, русским владело 28,5% населения, а этнических русских было 23,67%. Здесь тоже не было официального статуса, но действовал Таллиннский Институт Пушкина – крупный негосударственный центр, где можно было сдать экзамен на гражданство России, и который объединял преподавателей-русистов.

В Литве, где русских было меньше, уровень владения языком оставался высоким – до 78% населения, но его статус был однозначно «иностранный». В Прибалтике русский язык остался языком большой, укоренённой общины, но был полностью вытеснен из политической и государственной жизни. Это был язык кухни, семьи и интернета, но не язык карьеры и власти. Сторонники такой политики объясняли это просто: устранение последствий «советской иммиграции», которая в Латвии, например, сократила долю коренного населения с 77% в 1935 году до 52% к 1989-му. Для них это было восстановлением исторической справедливости. Для русскоязычных – катастрофой.

Азиатский поход и новая диаспора: от Ашхабада до Нью-Йорка

Совсем другой сценарий разыгрался в Азии и на Кавказе. Здесь русский язык был не столько «родным», сколько имперским «лингва франка» – языком администрации, армии и высшего образования. С уходом империи он начал отступать, но с разной скоростью. В Закавказье – Армении, Азербайджане, Грузии – он получил статус «иностранного». Но какой! По оценкам на 2000-е, в Армении и Азербайджане им владело до 70% населения. Он остался удобным инструментом для общения друг с другом и с Россией, но перестал быть маркером элиты. В Центральной Азии картина была пёстрой. В Таджикистане ему конституционно присвоили статус «языка межнационального общения» и сохранили право использовать в законотворчестве. В Казахстане он стал «официальным языком» госучреждений, наравне с государственным казахским. В Кыргызстане – тоже «официальным». Даже в Узбекистане, где статус не был определён, он де-факто остался языком межнационального общения и использовался в органах ЗАГСа.

Настоящий «языковой разрыв» произошел в Туркменистане. В 1996 году русский язык лишили статуса языка межнационального общения. В 2001-м упразднили кафедры русского языка. А 1 сентября 2002 года все 49 русско-туркменских школ были преобразованы в туркменские. Взамен оставили по одному русскому классу в каждой. Это был самый быстрый и полный демонтаж русского языкового пространства на всём постсоветском Востоке. В 2004 году Генассамблея ООН даже приняла резолюцию, выражавшую обеспокоенность «дискриминацией этнических меньшинств в области образования» в Туркменистане.

Но пока русский язык отступал на своих традиционных территориях, он совершал неожиданный «десант» в страны, которые никогда не были частью ни Российской империи, ни СССР. Началась эпоха новой, постсоветской эмиграции. И здесь язык показал невероятную живучесть. Германия приняла миллионы «немецких переселенцев» из Казахстана и России, которые по-немецки уже не говорили, зато прекрасно говорили по-русски. В итоге, по разным оценкам, в Германии сегодня до 6 миллионов человек в той или иной степени владеют русским. Это больше, чем население всей Грузии и Армении вместе взятых. В Израиль после 1989 года хлынул «миллион» репатриантов из СССР. В итоге в Ашдоде, Хайфе и Кармиэле вывески на русском стали нормой. Появился круглосуточный телеканал «Израиль плюс», десятки радиостанций. В Тель-Авиве мировой фурор произвёл театр «Гешер» («Мост»), созданный русскоязычными актёрами.

В США, по данным на 2005 год, проживало более 700 тысяч носителей. В Нью-Йорке их оказалось так много (218 тысяч), что 3 августа 2009 года губернатор штата Дэвид Пэтерсон подписал поправку к закону о выборах: все документы, связанные с голосованием, должны переводиться на русский язык. Брайтон-Бич в Бруклине превратился в «Маленькую Одессу», русскоязычный анклав. Огромные диаспоры выросли в Канаде (300 тысяч), Австралии (50 тысяч), Великобритании (68 тысяч). Русский язык перестал быть языком территории и стал языком глобальной диаспоры.

Война за умы: цифровой фронт и культурные штабы

В XXI веке главная битва за влияние развернулась в новом пространстве – в интернете. И здесь у русского языка поначалу всё складывалось блестяще. В марте 2013 года, по данным исследования W3Techs, русский язык сенсационно вышел на второе место по использованию в Сети, обогнав немецкий. Впереди был только английский. Это был триумф. Но он оказался недолгим. Конкуренты росли быстрее. К 2025 году русский язык, по тем же данным, откатился уже на 7-е место, пропустив вперёд испанский, немецкий, японский, французский и португальский. Он всё ещё оставался гигантом, но на этом поле боя скорость и демография решали всё. Впрочем, в культурном плане он оставался тяжеловесом. По данным реестра переводов «Index Translationum», русский – на четвёртом месте в мире среди языков, с которых чаще всего переводят (после английского, французского и немецкого), и на седьмом – среди тех, на которые переводят. Толстой, Достоевский, Чехов по-прежнему были нужны миру.

Понимая, что битва за «мягкую силу» проигрывается, Россия начала выстраивать свои «культурные штабы». Ещё в 1925 году в СССР для этого было создано «Всесоюзное общество культурной связи с заграницей» (ВОКС). После распада СССР его функции перешли к «Россотрудничеству». На 2021 год эта организация была представлена в 80 странах мира, имея 73 «Российских центра науки и культуры» в 62 странах. Это – официальное «министерство» по продвижению языка. В 1967 году, в разгар холодной войны, в Париже была создана «Международная ассоциация преподавателей русского языка и литературы» (МАПРЯЛ) – академический «генштаб» русистики, который и поныне издает журнал «Русский язык за рубежом» и проводит олимпиады. В 2007 году был создан фонд «Русский мир», который действует как экспедиционный корпус, открывая центры и кабинеты на базе зарубежных университетов. А с 2017 года под патронажем правительства начал работу «Институт Пушкина» – глобальная партнёрская сеть, призванная стать главным центром притяжения для всех, кто хочет учить русский язык. Отступление 90-х было остановлено. Язык, потеряв свою политическую империю, начал строить новую – культурную. Битва за 300 миллионов ещё не окончена.

борьбаМирстранымиллиондушразвитиенаселениепрогнозреферендумТОобразование7А7реальностьместоуровеньстатистикасобытиясетьтеатрдомаинтернетКиевкосмосстроительствоконкурентыГерманияОТ и ДОдрамадокументымостпереводзаконязыккартинасценарийскоростьЧеловекРоссияСША