Господа офицеры

«Да знаешь ли, какую ты этим себе славу сделаешь в полку? Ещё, не будучи юнкером, да уж проиграл двести тысяч! Да тебя гусары на руках будут носить».
(Н. Гоголь. «Игроки»)

В XVII в. небольшие партии игральных карт в составе европейского импорта доставлялись в города Центральной России и Сибири. Однако в те годы заморское новшество не произвело впечатления на россиян, предпочитавших традиционную игру в кости - «зернь». До ХVIII столетия карты не были популярны в высшем свете как в силу приверженности шахматам и шашкам, являвшимися традиционными играми русского двора, так и под влиянием церковного благочестия, квалифицировавшего карты исключительно как дьявольские происки ради «смущения нравов».

Лишь служилое население сибирских городов отдавало определённую дань этой игре (как, впрочем, и другим азартным развлечениям) - в силу самих условий долгой службы: на месяцы оторванные от дома и хозяйства, офицеры, одолеваемые скукой, скрашивали свой досуг всеми доступными «в глуши, во мраке заточенья» способами, дабы внести в тоскливые однообразные будни элемент спонтанности, остроты, риска. Поэтому в царской России образ офицера – статного, удалого, рискового – неизменно ассоциировался с понятиями «бретёр»*, «игрок». «Стыдись, что ж ты за гусар? Натурально одно из двух: либо выиграешь, либо проиграешь. Да в этом-то и дело, в риске-то и есть Главная добродетель. А не рискнуть, пожалуй, всякий может» - так Н. Гоголь выразил кредо офицера царской армии словами одного из персонажей пьесы «Игроки» - карточного шулера, подзадоривавшего мечтавшего стать гусаром мальчишку.

Что же касается шулеров, то в России профессиональные игроки, превратившие карты в средство существования и без труда обыгрывавшие не только новичков, но и опытных картёжников, появились начиная с екатерининского фаворита Зорича. С конца ХVIII столетия пользоваться шулерскими приёмами не считалось зазорным и в дворянской среде, особенно если партнёр был ниже по положению. В поисках лёгкого заработка шулеры промышляли по всей России: от императорского дворца и до последней почтовой станции. Причём были среди них и те, кто, поправ кодекс чести, рядился в офицерскую форму, «надувая» ещё неумелых, но уже вкусивших «игрецкого» азарта юнкеров:

«Браво, юнкер! Человек, карты! (Наливает ему в стакан.) Главное, что нужно? Нужна отвага, удар, сила... Так и быть, господа, я вам сделаю банчик в двадцать пять тысяч. (Мечет направо и налево.) Ну, гусар... Ты, Швохнёв, что ставишь? (Мечет.) Какое странное течение карт. Вот любопытно для вычислений! Валет убит, девятка взяла. Что там, что у тебя? И четвёрка взяла! А гусар, гусар-то, каков гусар? Замечаешь, Ихарев, как уж он мастерски возвышает ставки! А туз всё ещё не выходит. Что ж ты, Швохнёв, не наливаешь ему? Вона, вона, вон туз! Вон уж Кругель потащил себе. Немцу всегда везёт! Четвёрка взяла, тройка взяла. Браво, браво, гусар! Слышишь, Швохнёв, гусар уже около пяти тысяч в выигрыше» (Н. Гоголь. «Игроки»).

Сохранилась исполненная К. Беггровым по рисунку Шаде литография профессионального игрока пушкинской эпохи Остолопова – одного из тысяч «профессионалов», безбедно живших за счёт карточной игры. Были в те времена и такие игроки, для которых «шутливое шулерство» являлось своеобразным пикантным развлечением – по большей части это были всё те же офицеры, за годы службы поднаторевшие в карточном искусстве не хуже профессиональных шулеров.

Один из них - отставной гвардейский офицер, участник Отечественной войны 1812 года - Фёдор Иванович Толстой-Американец (1782-1846): «красивый брюнет, сильный, обольстительный, умный и обожаемый женщинами… ужасный шалопай и забияка, постоянно готовый драться на дуэли». Попав в состав кругосветной экспедиции Крузенштерна, Толстой за свои несносные проказы был высажен на остров Ситка у берегов Аляски, где едва не стал предводителем племени алеутов – за что и получил прозвище Американец.

Любитель острых ощущений, он был одним из первых русских, поднявшихся на воздушном шаре. Но наибольшую известность приобрел как "тонкий игрок" и... один из самых знаменитых в России шулеров XIX века, чья фамилия числилась под первым номером в полицейском списке московских картёжных игроков за 1829 год. А. Пушкин, значившийся в том же списке под номером 36, писал про Толстого-Американца:

Долго все концы вселенной

Осквернял развратом он.

Но, исправясь понемногу,

Он загладил свой позор,

И теперь он - слава Богу -

Только что картёжный вор.

Толстой-Американец стал прототипом шулера Удушьева в романе Д. Бегичева "Семейство Холмских". А. Грибоедов описал его в пьесе "Горе от ума", Пушкин изобразил в образе Зарецкого в "Евгении Онегине". Лев Толстой, которому Ф. Толстой-Американец приходился двоюродным дядей, описал его в образе графа Турбина в рассказе "Два гусара" и Долохова в "Войне и мире".

Ф. Булгарин, современник Толстого-Американца, оставил о нём такое свидетельство: "Умён он был как демон и удивительно красноречив. Он любил софизмы и парадоксы, и с ним трудно было спорить. Впрочем, он был, как говорится, добрый малый, для друга готов был на всё, охотно помогал приятелям, но и друзьям, и приятелям не советовал играть с ним в карты, говоря откровенно, что в игре, как в сраженье, он не знает ни друга, ни брата, и кто хочет перевести его деньги в свой карман, у того и он имеет право выигрывать."

М. Пыляев так описывает первое знакомство Толстого-Американца с одним из знаменитых игроков того времени П. Нащокиным: "...шла адская игра в клубе; наконец все разъехались за исключением Толстого и Нащокина, которые остались за ломберным столом. Когда дело дошло до расчёта, Толстой объявил, что противник должен ему заплатить двадцать тысяч.

- Нет, я их не заплачу, - сказал Нащокин, - вы их записали, но я их не проиграл. - Может быть это и так, но я привык руководиться тем, что записываю, и докажу вам это, - отвечал граф. Он встал, запер дверь, положил на стол пистолет и прибавил:

- Он заряжен, заплатите или нет?

- Нет.

- Я вам даю десять минут на размышление. Нащокин вынул из кармана часы, потом бумажник и отвечал:

- Часы могут стоить пятьсот рублей, а в бумажнике двадцатипятирублёвая бумажка: вот всё, что вам достанется, если вы меня убьёте, а в полиции вам придётся заплатить не одну тысячу, чтобы скрыть преступление: какой же вам расчёт меня убивать?

- Молодец, - крикнул Толстой и протянул ему руку, - наконец-то я нашёл человека!

В продолжение многих лет друзья жили безотлучно, кутили вместе, на
пару попадали в тюрьму. Толстой-Американец не расставался с Нащокиным до самой смерти и умер у него на руках.

О страсти Толстого-Американца к карточным играм ходили бесчисленные легенды. Среди друзей и карточных партнёров Американца были Вяземский, Жуковский, Денис Давыдов, Баратынский, Пушкин. С последним у Толстого едва не произошла дуэль, однако противники были примирены и вскоре нашли обоюдные интересы, одним из которых, естественно, стала игра.

«Я бы предпочёл умереть, чем не играть», – признался однажды А. Пушкин. Какие же игры предпочитал «Русский Байрон»? Об этом сохранились многочисленные свидетельства современников поэта: «Играл Александр Сергеевич много и очень азартно. Случалось, в качестве ставок в дело шли главы из «Евгения Онегина». Это было в Москве. Пушкин, как известно, любил играть в карты, преимущественно в штосс. Играя однажды с А. Загряжским, Пушкин проиграл все бывшие у него деньги и предложил в виде ставки только что оконченную им пятую главу «Онегина». Ставка была принята, так как рукопись представляла собою тоже деньги, и очень большие (Пушкин получал по 25 руб. ассигнациями за строку), и Пушкин проиграл. Следующей ставкой была пара пистолетов, но здесь счастье перешло на сторону поэта: он отыграл и пистолеты, и рукопись, да ещё выиграл тысячи полторы...

В ХIХ столетии карточные игры делились на запрещённые (азартные): банк, штосс, фараон, баккара, макао и разрешённые (коммерческие): вист, ломбер, бостон. Сам Пушкин игру в "азарт" считал порочной, в то время как коммерческие игры называл добродетелью, о чём и писал не единожды другу барону А. Дельвигу: «Здесь думают, что я приехал набирать строфы в Онегина и стращают мною ребят как букою, а я езжу на пароме, играю в вист по восьми гривен роббер и таким образом прилепляюсь к прелестям добродетели и гнушаюсь сетей порока».

Тем не менее, в многочисленных донесениях А. Бенкендорфу о Пушкине упоминали как о «господине, столь же опасном для государства, как не очинённое перо», ибо он «не столь теперь занимается стихами, как карточной игрой, и поменял Музу на Муху, которая теперь из всех игр в большой моде». Ходили даже слухи, что поездка Пушкина на Кавказ и в Малую Азию была запланирована и подготовлена шулерами, отводившими поэту роль "свадебного генерала", чьё имя вовлекло бы в игру желающих познакомиться с известным столичным гостем скучающих местных дворян. О том, существовал ли такой план в действительности или он являлся плодом фантазии недоброжелателей поэта, судить сложно.

В 20-е годы ХIХ века Пушкин действительно посетил Кавказ, где, общаясь с местным населением, «…наблюдал // Их веру, нравы, воспитанье, // Любил их жизни простоту, // Гостеприимство, жажду брани».

Но помимо этих восторженных чувств поэт не мог не заметить и иную сторону жизни, далёкой от столичного блеска, от чудачеств и франтовства петербургских и московских офицеров. Заброшенные на службу в многочисленные провинциальные местечки огромной России, офицеры изо дня в день теряли духовные и нравственные силы в бессмысленном существовании. Безысходная душевная тоска, которую испытывал человек, попавший на чужбину, замкнутый в четырёх стенах, выплеснулась в годы безвременья - аракчеевской муштры и гнёта николаевского царствования.

Что оставалось человеку, попавшему в подобные условия? Играть. Играть, чтобы развеяться, чтобы внести в жизнь по ранжиру элемент случайности, риска, чтобы наконец унять фатальную потребность молодого, полного энергии человека - испытать Судьбу, померяться силами с Роком, или же в случае шулерства - дьявольским образом взять на себя его функции.

Мир для меня - колода карт.

Жизнь - банк, рок мечет, я играю,

И правила игры я к людям применяю...

- писал молодой офицер, страстный любитель азартных игр Михаил Лермонтов, автор мистической повести «Штосс», в котором жизнь измождённого «англицким сплином» Лугина и игра с таинственным, бог весть откуда взявшимся партнёром - словно поменялись местами.

Лермонтов не раз был свидетелем силы и власти азарта. Многие его друзья проигрывались в пух и прах, теряя всё: состояния, жён, любимых собак. Известно, что Лев Толстой проиграл в штосс яснополянский дом. Пушкин проиграл Всеволожскому том собственных стихов, а Великопольскому – главу «Евгения Онегина». Достоевский за считанные дни написал «Игрока», чтобы рассчитаться с карточными долгами. Офицеры же ставили на кон самое святое для офицера - эполеты:

Гаврюшка: Да вы полковника Чеботарёва не знаете?

Швохнёв: Нет, а что?

Гаврюшка: Недели три тому назад мы его обыграли на восемьдесят тысяч деньгами, да коляску варшавскую, да шкатулку, да ковёр, да золотые эполеты одной выжиги дали на шестьсот рублей.

(Н. Гоголь. «Игроки»)

После таких проигрышей офицерам оставалось ставить на кон… собственную душу.

Нередко для офицеров – людей чести - карточная игра превращалась в поединок – с собой, жизнью, судьбой. Многие не выдерживали накала страстей. Автор картины «Анкор, ещё анкор!» П. Федотов, посвятивший значительную часть своего творчества теме карточной игры, в возрасте 37 лет умер в лечебнице для умалишённых. Подобным же образом закончил свою жизнь и пушкинский Германн. Подобных примеров не счесть. Те же, чей разум оказывался сильнее магии игры, лишали себя жизни, причём наиболее высоким процент самоубийств был именно в офицерской среде.

С наступлением ХХ века отошла в прошлое эпоха блистательных офицеров царской армии – игроков, дуэлянтов, задир – вместе с ней канула и культура карточных игр. В советское время карты были строго запрещены в рядах вооруженных сил, хотя даже под страхом наказания как солдаты, так и офицеры не переставали играть никогда.

*Бретёр (от фр. bretteur, brette - шпага) — заядлый дуэлянт, в совершенстве владеющий оружием, готовый драться на дуэли ради "любви к искусству", то есть по любому ничтожному поводу. В более широком и современном значении — задира, забияка, скандалист.

правила игрызнакомствослухивпечатленияновшествопреступлениебанксредствосчастьекультураиградомадрузьяжизньгородаденьгичасытонкийМирфамилиянаселениеставкиТОостровОТ и ДОкарточные игрыдомкостиигрыправилакодекскартыЧеловекЛев