Праздник Победы в воспоминаниях новосибирцев

Выходным днём 9 Мая сделал Леонид Брежнев в 1965 году, но годовщину Победы над фашизмом праздновали всегда. А весной 1945 года это событие ждали с огромным напряжением и нетерпением.

К восьми часам утра на площадь Свердлова перед зданиями обкома партии (ныне художественный музей) и облисполкома собрались на митинг колонны новосибирцев. В девять часов утра яблоку негде было упасть: сто пятьдесят тысяч человек заняли не только саму площадь, но и всё свободное пространство вокруг, растянулись по Красному проспекту. Первый секретарь Новосибирского обкома ВКП(б) М. Кулагин только успел произнести слова «Долгожданное свершилось!», как его голос утонул в громовых восторженных криках. С трудом Михаил Васильевич продолжил речь: «Дорогие товарищи, друзья, деды, отцы, матери, сёстры, жёны, дети, героические труженики, славные сибиряки! В этот незабываемый исторический день поздравляем вас с победой!

Крепко жмём трудовые ваши руки, крепко целуем каждого из вас... Сибиряки с честью вынесли на своих плечах тяжесть Отечественной войны, с честью выдержали экзамен. Сибирь в дни войны стала, а если понадобится — будет и дальше могущественным арсеналом Красной Армии. Сегодня на нашей улице праздник. Торжествуй и славь победу, народ–победитель!»

С развёрнутыми знаменами

Директор училища №2 (в дальнейшем — имени Покрышкина) Е. ЕРУСАЛИМЧИК:

— В ночь с 8 на 9 мая 1945 года я услышал какой–то шум в коридоре. В дверь моей комнаты стучали. Я выскочил в коридор и замер от неожиданности: весь коридор был заполнен ребятами. Что–то случилось? Замполит Куприянов подошел ко мне (он в ту ночь дежурил) и сказал: «По–бе–да!». Обхватил меня за плечи, прижал к себе, и я увидел, как у него полились слезы... Все кричали «Ура! Победа!», обнимались и целовались. Решили немедленно поднять всех ребят в общежитии, надеть парадное обмундирование, построиться в колонну и пойти с оркестром и знамёнами на станцию Кривощёково. Когда мы через переходной мост прошли на станцию, подошёл поезд — тогда его называли «передача», который мы взяли штурмом и поехали на правый берег города. Вышли на станции «Мостовая», построились и с развёрнутыми знамёнами, с оркестром шли через весь город.

Улица была запружена народом, все ликовали, нас встречали возгласами «Ура!». Пожилые люди подходили к нашим ребятам и целовали их. О многом я передумал в тот день, я готов был обнять каждого. Сила необъяснимого счастья и память обо всём прожитом и пережитом подытожила целый кусок жизни. Какой жизни!

Когда мы строились около училища, я слышал восторженный шквал счастливых возгласов, которые неслись со всей территории завода «Сибметаллстрой». Около проходной играл заводской оркестр, люди обнимались и плакали. Многие были под хмельком, но ничто не омрачало всеобщего счастья. Колонна наша шла с песнями. К ней присоединялись разные люди и шли с нами. Два раза прошли по Красному проспекту, потом повернули к главному вокзалу и снова поездом возвратились в Кривощёково. Занятий в тот день не было. Вечером в клубе пели, танцевали и уже думали о будущем — о счастливом будущем!

За тех, кто не дошагал!

Писатель, старший сержант, лауреат премии имени Гарина–Михайловского Геннадий ПАДЕРИН:

— Пришёл май. Главной темой всех разговоров — на работе, дома, на улицах, в кинотеатрах — были сообщения Совинформбюро. Ко сну отходили в сопровождении баритона Юрия Левитана, день ото дня набиравшего торжествующую высоту, с его аккордами и просыпались.

И вот он — пик: «Говорит Москва...»

Скорее на улицу, к людям, поделиться радостью с теми, кто пропустил трансляцию! Но нет, таких не существовало. Улицы заполнились толпами по–летнему одетых ребятишек, женщин, стариков, солдат, парней, скакавших на костылях в госпитальных фланелевых халатах, из–под которых белели гачи подштанников. Молодежь смеялась и пела, старики плакали, появились гармошки и гитары, трофейные аккордеоны, начались танцы.

Почему–то многих, как и нас с женой, охватило необоримое желание двигаться, переходя от группы к группе и обмениваясь поздравлениями с такими же ошалевшими от избытка чувств людьми. На ликующее столпотворение удивлённо пялились неумытыми окнами автобусы, которые остались без пассажиров и водителей там, где их застал голос Левитана.

...Дома ждала госпитальная бутылка спирта, предназначавшаяся для обработки ран — они обошлись без роскошества, довольствуясь риванолом. Подъехал братишка жены, позвали соседей, сдвинули гранёные стаканы и алюминиевые кружки, и 76–летний Пётр Петрович Поливин, которому в этот день разрешили не являться на службу в управление железной дороги, предложил цепляющимся за остатки зубов голосом:

— За тех, кто не дошагал!

Плакали от счастья

Комсорг Мария ДЕМЧУК:

— К 1945 году я была комсоргом шести энергоцехов 179–го комбината. Уже два года жила в общежитии по адресу Станиславского, 3. В то время это было одно из лучших зданий в районе. К весне сорок пятого все понимали, что победа уже близка.

Получилось так, что 8-9 мая я помогала начальнику участка — вскапывала землю в районе Малого Кривощёкова под картошку. За эту помощь я должна была получить два ведра картошки. Очень сильно устала, возвращалась — еле ноги передвигала. И когда я подошла к подъезду общежития, то поняла, что–то произошло: общежитие ходило ходуном. Там уже была неописуемая радость. На нашем этаже жил начальник 18–го литейного цеха Липкин, так его без всяких стеснений облили водой от радости. И он этому не обиделся. Кто был на территории завода, говорили, что позволили угоститься спиртом, и получилось, что 9 мая превратился в выходной. Весь народ высыпал на улицы — плакали от счастья, незнакомые люди обнимались, смеялись...

Спиртовая премия

Работник комбината №179 Анатолий БОВТРУЧУК:

— На заводе спирта было ужасно много. Когда окончилась война, объявили победу, радовались все, начальство приказало выкатить к проходной несколько бочек спирта и всем подавали... В войну здорово сработали — и теперь вроде как премия получилась спиртовая для всех отличившихся... Вызываю к себе, наливаю спирт и подаю. Условие одно — пей, но не попадайся... И загудели мужики по полной, о работе в этот день уже никто не вспоминал... Радовались, конечно, смеялись, обнимались.

Первые стихи

Полковник в отставке, поэт Иван КРАСНОВ:

— Апрель 1945 года застал меня в Австрии... Ночью восьмого и утром девятого мая мы из всех видов личного оружия палили в небо — салютовали Победе. Словами это описать невозможно. Многие в эти дни писали письма на родину — родителям, братьям, сёстрам, невестам. Воины торопились сообщить, что они живы и скоро вернутся в родные места.

Запомнились мне и дни возвращения наших полков на родину. Многие подразделения двигались на автомашинах, а стрелковые части нашей дивизии шли пешком. И никто на это не пенял. Проходя по городам и сёлам, батальоны принимали бравый вид и чеканно отбивали строевой шаг. Военные оркестры заблаговременно выезжали по маршруту колонн и встречали личный состав музыкой в центре очередного городка или посёлка. По улыбкам и аплодисментам местных жителей нетрудно было понять, что наше возвращение с войны — праздник и для австрийцев, и для мадьяр, и для румын.

И ещё запомнилось: наша танковая колонна с пехотой на броне, а на головной машине — танкист со скрипкой. Вскоре на одном из привалов, я написал об этом свои первые стихи.

День Победы...
Он так и запомнился мне:
Громом танков,
Стожками цветов на броне,
И танкистом
С широкой рязанской улыбкой,
Светлой саблей смычка
Колдовавшим над скрипкой.
Голос скрипки...
Он вряд ли был слышен кому,
Да и в музыке
Не был солдат корифеем,
Но была эта скрипка завидным
трофеем:
Её в Вене
Австрийцы вручили ему.
Гулкий танковый гром
Первым громом весны
Оглашал после битвы Европы дороги.
И танкисты,
Покончив с делами войны,
Вылезали из люков,
Как добрые боги...

А мы готовились к войне

Комсорг батальона, писатель Анатолий НИКУЛЬКОВ:

— В день капитуляции Германии наш отдельный батальон стоял в посёлке со смачным названием Бардагон, затерянном в сопках между городами Свободный и Благовещенск.

Был сияющий солнечный день, жаркий по–летнему, какой нечасто бывает в начале мая в довольно суровом климате Приамурья. Много позже я узнал, что и в Новосибирске день 9 мая празднично сиял по–летнему. И Москву солнце заливало победно. Будто сама природа над всей гигантской страной распростёрла свое благословение.

У всех советских людей, у фронтовиков и тыловиков, господствовало одно чувство, одно ликование: Победа! Лютый враг уничтожен, четырёхлетние мучения кончились, наступает мирная жизнь без конца! Как писал впоследствии Твардовский: «Как будто за спиной осталась и впрямь последняя война».

Мы, дальневосточники, конечно, тоже ликовали. Но ликование совершенно чётко сплеталось с таким чувством: «Ну, наконец–то и наш черёд!» Спросите любого дальневосточника, и он подтвердит, что это чувство какой–то торжественной озабоченности и даже облегчения в ожидании наконец–то наших боев превалировало над праздничным чувством победы.

В сознании пробивалось невысказанно: «Ну, какая же это победа, если японцы не разгромлены, если их гарнизон как торчал, так и торчит как раз напротив Благовещенска, через Амур, в городе Сахаляне».

Я совершенно не помню, был ли в гарнизоне митинг в честь Победы, какие–либо политбеседы в подразделениях. Скорее всего — нет, ибо я как комсорг батальона обязательно участвовал бы в их организации. Но зато помню, как замполит батальона капитан Чистяков вызвал парторга и меня, и мы втроем стали вырабатывать лозунги, мобилизующие на войну. Помню, в спешке родился такой призыв: «Разгромим японских империалистических врагов!» Сначала он понравился нам лаконизмом и энергичностью. Однако потом мы засомневались: японские враги — это можно понять как враги Японии, то есть мы сами.

Всё-таки в ожидании официальных лозунгов из политуправления 2–й Краснознамённой армии, в состав которой входил наш армейский батальон, мы в нетерпении вывесили на стенах казарм собственное уточнённое сочинение: «Разгромим империалистическую Японию!» Этим актом завершился для нас день Победы.

Ровно через три месяца, как обещал Сталин Рузвельту и Черчиллю, день в день — 9 августа 1945 года началась последняя битва Великой Отечественной войны. Наш батальон в составе 2–го Дальневосточного фронта форсировал Амур на катерах Зейско–Бурейской бригады Амурской флотилии. Было это у села Константиновское недалеко от Благовещенска. Предварительно, ровно в ноль–ноль на 9 августа, город Сахалян (теперь Хейхе) и укрепрайон возле него были густо накрыты «катюшами».

АвтобусыбутылкаЧеловекрукидорогисловаработникмостулицаМосквамузейТОгородСибирьпамятьночьдетивидлюдипространствогородажизньдрузьядомаприродауправлениепраздниксолнцепервыйпобедительместа