Первая новониколаевская газета

ХХ век для Новосибирска, как и вообще для России, стал веком газет. Это в XXI столетии интерес к общественно–политическим изданиям сходит на нет под давлением интернета, а не так давно любая российская семья не могла в быту обойтись без систематизированной информации, напечатанной на газетной бумаге. Поговорим сегодня о первой новониколаевской газете — «Народная летопись». Её основателем и издателем стал Николай Литвинов.

Первый номер «Народной летописи» вышел в четверг 30 марта 1906 года. В том же году она была... закрыта: прощальный №51 вышел также в четверг, в несчастливый день 13 июля. Большинство газет тех лет выходило в формате, близком современному А2. В Сибири свою газетную бумагу тогда делать не умели, её везли из европейской части страны. По разным причинам поставки бумаги были нерегулярными. Возможно, этим обстоятельством объясняется тот факт, что первые номера «Народной летописи» выходили в уменьшенном формате, примерно равном привычному нам А3 (такой формат имеет «Доска объявлений»).

Лишь спустя месяц типография Литвинова стала выпускать газету «увеличенного формата» объёмом четыре полосы. Журналистские тексты печатались на внутренних страницах, частично ими была занята четвёртая полоса. Первая же страница полностью отдавалась под рекламу, половину последней тоже занимали различного рода объявления — обычная газетная практика в то время. На первых порах газета выходила три раза в неделю, о чём сообщалось прямо под "шапкой" (названием): «Выходит в г. Н.–Николаевске, Томской губ., по Воскресеньям, Средам и Пятницам, а по сформировании печатни ежедневно».

Определялась цена одного отдельного номера — 3 копейки, а внизу стояла приписка: «ОТ РЕДАКЦИИ. Разносчикам газеты подписные деньги просят не вручать».

В четвёртом номере газета меняет "шапку" — теперь это уже не просто название, написанное крупным шрифтом, а искусная иллюстрация. Для типографской продукции того времени подобные украшательства были большой редкостью. Центральное место в художественной версии "шапки" занимала фигура женщины — образ Родины или Сибири. В левой руке женщина держала колосья — символ богатства, урожайности, а в правой — рог изобилия, на котором была видна надпись «17 октября» — дата императорского Манифеста. Из рога сыпались свитки с обозначением дарованных манифестом свобод: свобода слова, свобода союзов, свобода совести. Окружали щедрую даму реалии российской жизни. Справа — лира, арфа и рукописи как символ богатой русской культуры. Чуть выше — фигуры сеятеля, пахаря и охотника. Слева изображались караван с верблюдами, морские суда и поезд, огибавший гору.

Реклама — двигатель торговли. И культуры

Город развивался, активно строился, поэтому из номера в номер в «Народной летописи» печатались объявления бюро «Работникъ». Это бюро предлагало купить дома в черте города стоимостью от 1200 до 12000 рублей, а также участки для строительства от 500 до 3500 рублей.

Очень популярны в газете были афиши представлений и спектаклей. Так, едва ли не единственной иллюстрацией, опубликованной в газете в 1906 году (полиграфическая техника не позволяла разгуляться), стал портрет молодого человека, украшавший в первых двух номерах объявление о предстоящем выступлении некоего Роберта Сименса. Если верить тексту объявления, популярный французский престидижитатор и магнетизёр служил придворным артистом шаха персидского.

Сейчас смешно читать это объявление, сразу вспоминается образ сына турецкоподданного Остапа Бендера, который в своем саквояже на всякий случай возил афишу «Приехал Жрец (Знаменитый бомбейский брамин — йог) сын Крепыша, любимец Рабиндраната Тагора ИОКАНААН МАРУСИДЗЕ». Ильф и Петров высмеивали те уловки, которые использовали различного рода артисты для привлечения внимания публики. Между прочим, великий комбинатор утверждал, что «на жреца больше всего ловятся такие передовые люди, как заведующие железнодорожными клубами». Возможно и тот самый Роберт Сименс, придворный артист шаха персидского, носил на самом деле вполне заурядную русскую фамилию. Но тогда, в 1906 году, 3 и 5 апреля он давал два сеанса физико–оптических представлений — «не виданных доселе».

Однако в основном такого рода объявления приглашали на спектакли, которые проходили в летнем театре или в саду общественного собрания. После представления по обыкновению устраивались танцы, о чём также сообщалось. Одна из афиш (в №26) приглашала на спектакль «Разрушение Помпеи», причём после спектакля по обыкновению были обещаны танцы — печальная участь древнего римского города нисколько не смущала. А в последнем за 1906 год 51-м номере (52-й уже не увидел свет), обращает внимание напечатанное крупным шрифтом в центре первой полосы слово «ЕВРЕИ» — тогда труппа Е. Щербаковой спокойно ставила спектакль с таким названием, несмотря на случаи еврейских погромов.

Второй тип объявлений «Народной летописи» — о коммерческой деятельности предпринимателей и организаций — даёт представление о нуждах горожан, о том, чем жили люди, как зарабатывали и тратили деньги.

Уже в первом номере «НЛ» рекламируется «Каменный магазин Ф. Д. Маштакова для весеннего сезона». Хозяин предлагал довольно широкий спектр товаров: «Дамские весенние шляпы, духи заграничные Виоло, Роже, Галле и Аткинсона, кровати варшавские с сеткой и без сеток, к празднику яйца с сюрпризом фарфоровые, плюшевые, шёлковые и деревянные». На последней полосе первого номера различные объявления предлагали «чудо техники» — новофонографы из Парижа («аппарат стоит только 45 рублей»), готовые платья, венскую мебель, пивоваренный завод в Барнауле и даже фикус.

«Народная летопись» оправдывала свое название в полной мере. Городу требовались акушерки и наборщики, опытный кучер и печники, женщина в прислугу и развозчики фруктовых вод. С объявлениями о продаже домов, участков и целых предприятий соседствовали предложения купить подержанный велосипед, извёстку–кипелку, болты с гайками, швейную машину, а в нескольких номерах подряд «по случаю» продавали за 170 рублей большой энциклопедический словарь.

Огни оказались пожарами

Конечно же, не коммерческие предложения и театральные анонсы были главной ценностью в газете. Основой её стали журналистские и литературные тексты, то, что скрывалось от поверхностного взгляда на внутренних страницах, и то, что в конечном счёте привело газету к закрытию уже в июле 1906 года, через три с половиной месяца после выхода первого номера.

С самого начала газета заявила о себе как об издании, по мере сил пытавшемся писать открыто и свободно о ситуации в России. В первом номере газеты говорится: «В ряды работников печатного слова мы встаём при самых тяжёлых, исключительных условиях, когда чуть ли не всякий естественный и вполне необходимый шаг вперёд — к светлому будущему, которое близко к нашей Родине — влечёт за собой репрессию в той или иной форме. Мы движемся вперёд, словно по какой–то тонкой, неустойчивой и жидкой жёрдочке; не смейте, говорят нам, даже на миг терять равновесие и спокойствие, не смейте останавливаться».
Такие слова, громкие и откровенные, было возможно увидеть лишь в первых номерах газеты. «Народная летопись» ненадолго застала ту свободу печати, о которой говорили со дня царского Манифеста 17 октября 1905 года. За «недозволенные цензурой» сообщения полиция конфисковала 25–й и 26–й её номера, а на 52–м номере газету вовсе закрыли — за статью «Государственный переворот» о роспуске Первой Государственной думы 9 июля 1906 года. Но начиналось всё вполне радужно, издатели были уверены, что страна стоит на пороге больших свершений...

«Сильной, мускулистой рукой рабочий вертит тяжёлое колесо типографской машины, и листы белой бумаги быстро покрываются словами и мыслями. Ещё несколько часов, и эти листы с незасохшей светящейся типографской краской зашуршат в руках разносчика, и от него «выйдут в свет», в широкую публику. «Ах, Боже мой, что станет говорить княгиня Марья Алексевна!» — вспоминаются мне слова Фамусова, и думы мои неудержимо мчатся вдаль... Да! Словам и мыслям приходится чувствовать на себе гнёт «Марьи Алексевны», до сих пор у них, свободных и могучих, как у сокола «крылья связаны, да пути заказаны»... Но «чем ночь темней, тем звёзды ярче». Чем опасней путь, тем больше зарождается в душе путника стойкости, мужества. Вперёд! Ведь впереди у нас — всё–таки огни». Такими словами завершает Николай Литвинов первый номер «Народной летописи»: сибирская интеллигенция жила в надежде на то, что впереди «всё–таки огни». Однако огни те оказались пожарами.

Откровенные слова о свободе печати исчезли со страниц газеты уже через месяц. Но «Народная летопись» продолжала публиковать статьи, которые явно не пришлись по вкусу как власти городской (с которой, впрочем, в тогдашнем Ново–Николаевске, скорее всего, можно было договориться), так и государственной.

В №3 появляется заметка с хлёстким заголовком «Так жить нельзя», который повторит спустя 80 лет в знаменитом документальном фильме Станислав Говорухин, когда изживёт себя очередная власть. «Убийства, грабежи, пожары, поджоги — всё это ежедневно, так сказать хронически, свирепствует над Ново–Николаевском, и страх обывателя за свою жизнь и целостность его имущества стал также хроническим его недугом. Каждую ночь с вечера до утра — от зари до зари — слышится револьверная канонада, а порой жужжание и свист пуль. Чувства обывателя притупились так, что всё это не вызывает уже острой паники, обыватель будто ждёт ещё чего–то худшего. На городскую и уездную полицию никто не претендует, потому что она в данное время отвлечена от прямой обязанности охраны спокойствия и жизни населения другими заботами, ничего общего с прямыми не имеющими»... Этот камень в огород городской власти и полиции был далеко не единственным - о револьверной стрельбе и убийствах газета писала регулярно, обвиняя и бандитов, и революционеров, и полицию.

«Народная летопись» могла написать довольно едко, без стеснения называя громкие имена. Например, по поводу введённого томским губернатором военного положения: «В виду наступающего Светлого Христова Воскресенья и пасхальной недели, Его Превосходительство г. Томский губернатор в объявлении своём в качестве пасхального яичка счёл своим долгом засвидетельствовать жителям города Томска своё удовольствие в следующих выражениях: «Благоразумное поведение общества и отсутствие каких–либо тревожных приказов не указывают на возможность возникновения беспорядков, и таким образом христианский праздник мы встречаем при самых мирных условиях жизни...» Решение губернатора сохранить военное положение и в дни Пасхи «Народная летопись» комментирует язвительно–иронично.

Не менее остро на страницах издания поднимались и вопросы хозяйственной жизни молодого города, его благоустройства и внешнего облика. Нередко говорилось о происшествиях: пожары, грабежи, убийства — большое количество подобных случаев в Ново–Николаевске волновало как авторов, так и читателей. Вполне логично, что существовала и рубрика «Судебная хроника».

Из газеты можно было узнать об открытии новой больницы или магазина, прочитать о незаконной распивочной, где «всё занято пропивающими дневной заработок, добытый дневным тяжёлым трудом, портовыми рабочими», а «блюстители порядка, тишины и спокойствия будто ничего не замечают» (№35, 23 июня). Нередко публиковались критические материалы: «В зале общественного собрания, с правой стороны от зрителей до сих пор остаётся неубранной длинная труба от железной печки, согревавшей публику в зимнее время. Украшение это следует считать совершенно излишним, так как довольно эффектный вид имеют здесь и оконные занавески, которые, надо думать, с момента их водворения на окнах не видели ни мыла, ни корыта».

Вообще благоустройству города уделялось особое внимание. Зачастую описания абсурда городской жизни напоминали пассажи Гоголя: «Городские свиньи, свободно разгуливающие по улицам, имеют сборный пункт на Новой площади. Вдоволь порывшись в кучах навоза, эти неряшливые русские свиньи, по словам очевидца, прогуливаются по рядам балаганов и своим грязным носом швыряют сушки и пряники, разложенные тут же на полу по ящикам или без них на холстинке. Усь! — кричит торговец, — ишь, не в свое корыто лезет, поганая!» (№8, 21 апреля).

Отклик в газете находили и самые различные явления общественной жизни. Скажем заметка «Бесцеремонные визитёры» в №35 за 23 июня рассказывает о том, что в городе появились «лица, которые ходят по домам, показывают какие–то листы со своей биографией, в которых обращаются к сердобольным обывателям с просьбой о помощи, заявляя, что они пострадавшие за свободу, мученики коммуны и т. п. Нужно отметить, что эти господа не церемонятся и заходят даже в спальни, если в передней никого не встретят, а если в доме нет мужчин, то свои требования они обращают к женщинам гораздо настойчивее». Как видно, мошенники быстро приспосабливались к обстоятельствам.

Эти три с половиной месяца стали началом богатейшей истории журналистики Ново–Николаевска – Новосибирска. Довольно скоро типография Литвинова станет печатать газеты «Сибирская новь», «Обь», «Обская жизнь», «Алтайское дело». А 3 января 1909 года откроется новая страница «Народной летописи»...

удовольствиедата выходапервыйместопраздникдвигательвелосипедяйцастатьибюрономеразаработокДва с половиной человекадомакупитьжизньгородасветлюдикаменьденьгимошенникивидномерповедениеобязанностистраныночьновая жизньпортретгородженщиныТОукрашениеценаполицияОТ и ДО21:9ОбьстранаобъявлениесловарекламасемьяженщинамебельОбъявление в газетуобъявлениякоммерческие предложениягазета